Вавилон - 17 [Вавилон - 17. Нова. Падение башен] - Сэмюэль Дилэни

— А… а что вы будете делать с ними, когда найдете?

— Да-а, — сказала Кли, — действительно, пользы от них никакой не будет. Когда-нибудь им найдется применение, но пока они бесполезны. Зато интересно.

— Наклоните голову чуть влево, мэм, вы будете выглядеть превосходно! — Пальцы ловко уложили волосы волной. — Просто замечательно.

— Надеюсь, Тумар придет. Без него мне будет скучно.

— Но ведь сам король приедет, — сказала горничная. — Я видела карточку с его согласием.

— Мой отец будет рад этому больше, чем я. Брат ходил в школу с королем до… до коронации Его Величества.

— Неужели? — сказала горничная. — Подумать только! Они дружили?

Кли пожала плечами.

— Мэм, вы видели, как украшен зал? А закуски из рыбы? Знаете, это самая мелкая из той, что выращивает ваш отец.

— Знаю, — улыбнулась Кли. — Не думаю, что я когда-нибудь в своей жизни съем хоть одну папину рыбу. Это ужас какой-то. Но считается, что она очень хорошая.

— Очень хорошая, мэм. Очень. Ваш отец замечательный человек, он выращивает такую хорошую, такую крупную рыбу. Но правда и то, что она чем-то отличается от той, что привозят с побережья. Я пробовала, так что знаю.

— А в чем разница? — спросила Кли.

Горничная задумалась.

— Не знаю, мэм. Но каждый скажет, что разница есть.

Замок на парадной двери помнил отпечаток его большого пальца.

— Пока ты прав, — говорил Джон. — Да, я верю тебе. Выбирать мне особенно не из чего. — Он был в кладовой отцовского дома. — Я буду верить тебе — какой-то своей частью, во всяком случае. Почти пять лет назад меня посадили за глупость, которую я сделал, но я при всем желании не мог себя убедить, что в этой глупости виноват я один. Я не собираюсь взваливать вину целиком на Оска, на случай и все такое… Но я хочу выбраться из этого. Я хочу быть свободным. Я шел почти на самоубийство, пытаясь бежать с рудников. И два человека, вероятно, умерли, помогая мне. Да, ты вывел меня из этого безупречного стального кладбища и ты направил меня к радиационному барьеру. За это спасибо. Но я все еще не свободен и все еще хочу свободы больше всего на свете. Да, я знаю, что ты добиваешься, чтобы я что-то сделал, но я не понимаю, что я должен сделать. Ты обещал рассказать. Ладно. Но ты сидишь в моей голове и, пока ты там, ни о какой свободе и речи нет. Ты видишь, я повинуюсь тебе, но предупреждаю: если я увижу еще одну трещину в стене, еще один проблеск света, я пошлю тебя к черту. Потому что, пока ты во мне, я по-прежнему заключенный.

В кладовой замерцал свет. Джон стоял за высоким шкафом с посудой. Кто-то входил в кладовую. Из-за шкафа показалась рука, широкая, с черными волосами, украшенная браслетом с голубым камнем неправильной формы. Когда дверь открылась, рука исчезла. Звон тарелок на полках, звяканье фарфоровой посуды и голос:

— Здесь все в порядке. Неси эту.

Дверь закрылась. Джон шагнул вперед. Все здесь было ему знакомо. Вот дверь в главную кухню. Он вышел и медленно пошел по холлу к столовой. В холле стоял стол красного дерева со скульптурой из алюминиевых прутьев и стеклянных шаров. Она была ему незнакома. Раньше на столе стояла голубая керамическая ваза. Глазурь ее была вся в трещинах. Бирюза в сочетании с большим красным столом казалась ему слишком богатой, слишком чувственной. Он разбил вазу. Разбил нечаянно. Он вспомнил свою первую реакцию: оказывается, глазурь покрывала вазу только снаружи! Ему было тогда четырнадцать лет.

Он вошел в семейную столовую и остановился. Во время приемов сюда не полагалось входить. Слышалось нежное тиканье сотни часов. Все полки были уставлены отцовской коллекцией хронометров. Он заметил, что полки висели вровень с его глазами. Когда он последний раз был в этой комнате, полки были выше. Свет из двери падал на циферблаты, одни величиной с ноготь, другие — больше его головы. «За пять лет прибавилось много новых», — подумал он.

Когда ему было восемнадцать лет, он стоял в этой комнате и рассматривал тонкий развилок энергетического ножа. Потом, в королевском дворце, сжимая в руке тот же нож, он испытал внезапный страх: сейчас его обнаружат! Страх перешел в панику, он совершенно растерялся, а страх стал еще сильнее и гирей повис на ногах. Когда Джон бежал по сводчатому коридору, ноги просто прилипали к полу.

Он наткнулся на статую в нише, повернулся к бежавшему за ним стражнику и метнул в него белую иглу энергии. Плоть стражника зашипела, стала опадать, и Джон сразу обессилел. Его взяли без всякого труда. Недотепа, подумал он. Нет, дело не в сноровке и неумелых руках, он, например, часто чинил сломанные часы, которые отец покупал для своей коллекции. Дело в другом. Его реакция на окружающее не отличалась четкостью и точностью. Злоба или страх нередко не имели под собой реальной почвы. Отвращение или любовь, когда он испытывал их, были столь расплывчаты, что легко переходили одно в другое.

Затем пять лет тюрьмы. И вот тогда первое по-настоящему сильное ощущение охватило все его существо: жажда, смертельное желание свободы. Планы побега были один другого замысловатее, но лопались, как голубая глазурь на вазе. Желание свободы жгло все нутро, и когда они втроем ждали под дождем у лестницы, они корчились от боли в желудке. А потом…

А потом — каким образом он потерял товарищей? Почему пошел не в ту сторону? Недотепа! А ведь ему так хотелось освободиться и от этого порока! Теперь он думал: может, он просто стремился уйти подальше от тюрьмы?

Позднее на горизонте появилось свечение, мерцающая дымка за холмами. Возле Джона стояли и лежали скелеты древних деревьев. Почва была усыпана чем-то черным. На горизонте виднелся черный силуэт города. Башня за башней поднимались на фоне перламутровой дымки. Виднелась сеть дорог. Тилфар!

Он заметил металлическую ленту, идущую из города навстречу ему, но чуть правее. Она шла с полмили и исчезала в джунглях позади его. Тилфар! Название осветило мозг и прояснило сознание. Радиация! И снова название города громко прозвучало в его голове. Он остановился, поняв, что слышал голос… Голос! Лорд Пламени. Он слышал это отчетливо…

В зале заиграла музыка. Он выглянул в коридор. По коридору шел официант с пустым подносом.

— Простите, сэр, — сказал он, — эта часть дома не для гостей.

— Я искал… — Джон кашлянул.

— Да, понимаю. Вернитесь в зал и выйдите в коридор через третью дверь слева.

— Спасибо. — Джон улыбнулся и пошел по коридору. Он вошел в зал через высокую арку, в нише которой стояли белые столики. На них красовались блюда с икрой на круглых тостах, пирожками с белым, красным и темным рыбным фаршем, рыбным филе, нарезанным полосками и закрученным в виде раковин, креветками и прочими рыбными деликатесами.